Как тюремный засов
разрешается звоном от бремени,
от калмыцких усов
над улыбкой прошедшего времени,
так в ночной тишине,
обнажая надежды беззубые,
по версте, по версте
отступает любовь от безумия.

И разинутый рот
до ушей раздвигая беспамятством,
как садок для щедрот
временным и пространственным пьяницам,
что в горящем дому,
умудряясь дрожать над заплатами,
отступая во тьму,
заедают версту циферблатами,--

боль разлуки с тобой
вытесняет действительность равную
не печальной судьбой,
а простой Архимедовой правдою.
Через гордый язык,
хоронясь от законности тщанием,
от сердечных музык
пробираются правда с молчанием

в мой последний пенат
-- то ль слезинка, то ль веточка вербная, --
и тебе не понять,
да и мне не расслышать, наверное,
то ли вправду звенит тишина,
как над Стиксом уключина.
То ли песня давно сложена,
а теперь лишь разучена.